Первый липецкий энхаэловец Максим Балмочных дал откровенное интервью сайту Матч ТВ, в котором рассказал о своей карьере и многом другом. «Чемпионат48» публикует самые яркие выдержки из этого материала.
17 лет назад он забил канадцам в финале молодёжного чемпионата мира. Корреспондент matchtv.ru пообщался с Максимом Балмочных, чью фамилию всегда вспоминают, когда говорят о нераскрывшихся талантах.
5 января 1999 года Максим Балмочных подхватил шайбу в центре площадки, прорвался к воротам с висящим на плечах защитником Брэдом Ференсом и бросил в ближний верхний угол — над плечом Роберто Луонго (сейчас играет свой 14 сезон в НХЛ, зарплата — 4,53 миллиона долларов в год). Со счётом 3:2 Россия выиграет у канадцев финал молодёжного чемпионата мира, расстроив 13 тысяч зрителей на трибунах в Виннипеге.
Сейчас Балмочных 36. Последние два года своей карьеры он играл за Липецк в первой лиге, а теперь раз в неделю катается в чемпионате области. Мы созваниваемся, я спрашиваю, как называется его команда.
— УВД, — говорит Балмочных.
— Вы в погонах?
— Без подробностей, но да.
На вопросы о работе Максим не отвечает. Двумя кликами находится пресс-релиз УМВД по Липецкой области: летом 2015 года младший сержант полицейский-водитель Балмочных стал лучшим нападающим Всероссийских соревнований МВД по хоккею.
— Вы первый матч во взрослом хоккее сыграли за Липецк.
— Да, в высшей лиге. Это было 3 марта 1995 года, мне через четыре дня 16 исполнялось. Всё получилось вдруг — просто перед матчем сказали: «Ты будешь сегодня играть». Я вроде даже голевую передачу сделал. Проблем с адаптацией особых не возникало, я уже тогда крепкий был: рост 183, вес 88.
— В 17 лет вам делали операцию на сердце. «Врождённый порок сердца» — звучит страшновато.
— Ну да, звучит. Но там не было ничего критичного. Где-то немножко нерв неправильно работал — сердцебиение было учащённое, кардиограмма выглядела не очень хорошо. Операция длилась 10-15 минут: мне просто прижгли этот нерв. Было как: у меня случился приступ в середине ноября, 5 декабря я приехал в Миннеаполис, 6-го меня прооперировали, а 9-го уже стоял на льду.
— В 18-19 лет вы забивали за «Ладу» 10 голов за 37 матчей. А потом стали забивать меньше. Как бы вы объяснили — почему?
— Ну, когда молодой — у тебя такое огромное желание сыграть индивидуально: всех удивить и впечатлить девочку в восьмом ряду. А что было потом… Я к хоккею всегда относился не как к работе, а как к хобби. И играл я там, где хотел, а не там, где было нужно для карьеры. Как только хоккей перестал доставлять мне удовольствие, я ушёл.
— Если бы вы серьезно строили карьеру, каких поступков избежали бы?
— В Америку не поехал бы однозначно.
— В смысле — так рано не поехали бы?
— Да, наверное, вообще бы не поехал. Мне надо было послушать Геннадия Федоровича Цыгурова — и не делать таких детских и горячих шагов, какие делал я. А я просто захотел — съездить в США, посмотреть, что там и как. Мне надо было заключить контракт с «Анахаймом» до 15 июля 1998 года. На 11-е число у меня был билет на поезд до Москвы, там я должен был сесть на самолет, улететь в США и подписать контракт. А 10 июля на меня напали в Липецке.
— Известная история. А кто напал?
— Друзья детства, соседи мои, с которыми я рос в одном дворе. Наркоманы. Им денег не хватало — и пошли на такой поступок. Я же ходил домой со стоянки в одно и то же время одной и той же дорогой. В тот вечер почти дошёл до своего подъезда, когда они из кустов выскочили.
Я не терял сознание, видел, кто бил. Били арматурой и железками какими-то, я руками закрывался, но всё равно были рваные раны головы, 45 швов наложили. Друзья говорят, что я человек, которого в детстве в чан уронили, — знаете, как в «Астериксе и Обеликсе». То есть у меня не было сотрясения, не были сломаны руки, по которым тоже приходились удары. Единственное — была критическая потеря крови. Я сам поднялся в квартиру. Дома были все — отец, мама, сестра. И тут захожу я — от рубашки до ботинок всё пропитано кровью. Стали обрабатывать раны, звонить в «скорую». За 40 минут, пока ехали до больницы, очень много крови потерял, пришлось переливание делать.
— Что они у вас забрали?
— Сумку с документами. Цепочку ещё сорвали золотую — и убежали. Я с того дня золото не ношу вообще. Я же с ними разговаривал потом. Это нападение планировали человек пять. Били двое или трое. Они мне во всём сознались, всё рассказали сами. Ну, они же знали, что я их видел.
— Извинялись?
— Конечно. Просили прощения. Я не держал на них зла и никому не мстил.
— Что с ними сейчас?
— Один умер от передозировки, двое других влетели на трассе под ЗИЛ, один в речку нырял — сломал шею и утонул.
— Вашим отъездом в Америку был очень рассержен Геннадий Цыгуров. Как так получилось, что через полгода вы оказались у него в молодёжной сборной на чемпионате мира?
— Когда я узнал, что Петра Ильича Воробьёва в молодёжке сменили на Цыгурова, подумал: «Ну, всё — значит, меня не позовут». И тут приходит вызов. Меня агент спрашивает: «Ты, наверное, не поедешь?» А я так подумал: «Почему не поеду? Поеду». Я понял, что в юниорке просто прозябаю. И поехал. Сразу встретился с Геннадием Фёдоровичем. Как отец с сыном. Мне дорог этот человек, он ко мне хорошо относился на протяжении всего нашего знакомства. Я попросил его простить меня. Он сказал очень тёплые слова — и простил. С его стороны это было такое сильное отцовское, даже библейское прощение. Меня очень впечатлил тот момент. Мы выиграли, я в финале шайбу забросил. И по окончанию турнира он забрал меня домой.
— Вы канадцам такой гол забили мощный.
— Да, я пересматривал — не сразу, а через много лет. Интересно было. Гол хороший, конечно, но это всё ерунда. Видели бы вы, как забивали за «Ладу» Тарасенко-старший, Безукладников, Злов. У них там такая компашка была — они делали с шайбой то, что сейчас Мозякин делает. Только видео не сохранилось, а на словах не перескажешь.
— Отыграв конец того сезона в Тольятти, вы снова уехали в Америку. Почему?
— Агент мне говорил: «Надо ехать, надо ехать». Я и поехал. До этого дал интервью: «Били, бьём и будем бить канадцев». Попал к тренеру Бэбкоку в «Цинциннати». А Бэбкок не в 1999-м, а чуть пораньше был главным тренером молодёжной сборной Канады. И он мне однажды сказал: «Знаешь, почему ты не играешь в НХЛ? Не потому, что ты не можешь. Просто я не хочу, чтобы ты играл».
— Подождите. Бэбкок правда так сказал?
— Да, он произнёс именно эти слова. Я поехал ведь только потому, что думал: не получилось подписать контракт год назад — надо пробовать сейчас. Да и Цыгуров тоже сказал: «Езжай, пробуй». Но я не знал, что в фарм-клубе «Анахайма» столкнусь с таким отношением. Первые 20 игр в фарме я раздевался на матч, но смотрел на игру со скамейки, не выходя на лёд ни на одну смену. И в таком духе продолжалось три сезона. Тебе дают каких-нибудь шесть смен за игру. И что ты успеешь за это время сделать?
— Что вспоминаете о шести матчах в НХЛ за «Анахайм»?
— Больших мужиков, у которых здоровье отовсюду хлещет. И непонятно быстрый и прямолинейный хоккей. В принципе, всё то же самое, что в АХЛ, только на огромных скоростях. А мужики там правда громадные.
— После «Цинциннати» вы попали в систему «Нью-Джерси», отыграли в фарм-клубе год — и в локаутный сезон вернулись в Россию. Почему?
— В «Нью-Джерси» всё было замечательно. Но в команду, которая только что выиграла Кубок Стэнли, почти не было шанса пробиться из фарм-клуба. А на второй сезон начался локаут. Плюс у меня сын родился — были проблемы с визой для семьи, да и везти грудного ребенка на другой конец планеты не так просто. Была возможность остаться в АХЛ, были предложения в суперлиге, но я подписал контракт с Липецком. Да, это высшая лига, но я хотел одного: быть рядом с семьей. Мне не хотелось, чтобы только родившийся ребенок жил на чемоданах. Когда он подрос маленько — мы уже поехали в Минск.
… Меня никогда не интересовало, какая сумма у меня в контракте. Я никогда не торговался. Меня в клубах спрашивали: «На какую зарплату ты рассчитываешь?» Я говорил: «Сколько дадите — столько возьму». В Липецке я начал бизнес налаживать, чтобы мои доходы не зависели от спорта.
— Что за бизнес?
— Грузоперевозки, автозапчасти, автосервис. Это позволяло жить без хоккейных денег. Бизнес всегда держал меня на плаву. Я мог играть, где хочется. И меня не пугал уход из хоккея: я знал, что смогу кормить семью и жить нормально. Так что решение о завершении карьеры я готов был принять в любой момент — как только мне надоест.
— Сейчас общаетесь с кем-то из хоккея?
— Связи ни с кем не поддерживаю. Мне реально некогда, времени вообще нету. Я ухожу из дома в шесть утра и прихожу в девять вечера. Работа, голова кругом. Сын растет.
— Сколько ему?
— Уже 12. В школе отличник. В хоккей я Диму не отдал. Он с пяти лет занимался джиу-джитсу, смешанными единоборствами. Он сам по себе крупный — сейчас, например, рост 170, вес 56. И у него неплохо шло: свои бои обычно выигрывал нокаутами. Но слишком большой объём соревнований, сыну тяжеловато было — решили уйти. Сейчас уже два года в стендовой стрельбе — и у него получается хорошо. Я просто вижу, что это его. Он спокоен, уравновешен — всё, что нужно для стрельбы…
Оригинал здесь: http://matchtv.ru/text/383/do-15-iyulya-nado-bylo-podpisat-kontrakt.-a-10-go-na-menya-napali.-istoriya-hokkeista-maksima-balmochnyh.xl
